Во все века оно без перемен
Вчера вечером уехал Ярослав. Ярослав… мне трудно называть этого человека по имени. Так как само наличие имени – странный факт. Ярослав похож скорее на стихийное проявление нестабильности мира, чем на человека. Ветер, дождь, наводнение или извержение вулкана нам ведь не приходит в голову называть какими-то именами.
Уехал. Это, наверное, ненадолго, может на месяц, может на два. Хотя всегда есть вероятность, что никто никогда никуда не вернется. Но я буду ждать. Ждать не так, как ждут любимых, братьев, друзей. Ждать не для того, чтобы увидеть, услышать, обнять. Я буду ждать так, как ждут «своих», как ждут вестей. Я буду ждать для того, чтобы знать, что вернулся, что ходит по тем же улицам и всё так же ругается матом.
Увидев его впервые, я сразу почувствовала в нем что-то родное. У нас нет никакого сходства, это родство не братское, не кровное, это родство прокаженности, родство черных меток на ладонях, родство обреченности и родство свободы.
Я не знаю, к чему он идет и к чему пришел. Я не знаю, счастлив ли он. Я не знаю, тоскует ли он одинокими ночами и что он чувствует в компании своих женщин. Я вообще ничего про него не знаю. Возможно к своим 38 я приду к тому же. Поэтому я боюсь узнавать его, я боюсь увидеть внутри серую зияющую пустоту. Но Ярослав улыбается, ходит с озадаченным лицом, лениво зевает, значит там, в будущем, есть ещё что-то кроме смерти. И однажды, собравшись с духом, я узнаю получше этого человека.
Всё у нас будет хорошо, рано или поздно, так или иначе. Ведь мы, сиротинушками разбросанные по этой земле, ещё находим «своих», улавливаем горьковатый привкус взглядов. Мы друг для друга электрификация в отдельно взятом конце тоннеля, если угодно. А значит, в этом есть смысл. Значит мы, безнадежные психопаты, не зря шаримся по свету.
Уехал. Это, наверное, ненадолго, может на месяц, может на два. Хотя всегда есть вероятность, что никто никогда никуда не вернется. Но я буду ждать. Ждать не так, как ждут любимых, братьев, друзей. Ждать не для того, чтобы увидеть, услышать, обнять. Я буду ждать так, как ждут «своих», как ждут вестей. Я буду ждать для того, чтобы знать, что вернулся, что ходит по тем же улицам и всё так же ругается матом.
Увидев его впервые, я сразу почувствовала в нем что-то родное. У нас нет никакого сходства, это родство не братское, не кровное, это родство прокаженности, родство черных меток на ладонях, родство обреченности и родство свободы.
Я не знаю, к чему он идет и к чему пришел. Я не знаю, счастлив ли он. Я не знаю, тоскует ли он одинокими ночами и что он чувствует в компании своих женщин. Я вообще ничего про него не знаю. Возможно к своим 38 я приду к тому же. Поэтому я боюсь узнавать его, я боюсь увидеть внутри серую зияющую пустоту. Но Ярослав улыбается, ходит с озадаченным лицом, лениво зевает, значит там, в будущем, есть ещё что-то кроме смерти. И однажды, собравшись с духом, я узнаю получше этого человека.
Всё у нас будет хорошо, рано или поздно, так или иначе. Ведь мы, сиротинушками разбросанные по этой земле, ещё находим «своих», улавливаем горьковатый привкус взглядов. Мы друг для друга электрификация в отдельно взятом конце тоннеля, если угодно. А значит, в этом есть смысл. Значит мы, безнадежные психопаты, не зря шаримся по свету.
-
-
17.07.2010 в 03:18-
-
20.07.2010 в 21:27